Существуют места, попав куда, ощущаешь всю полноту озлобления, ненависти и равнодушного безразличия к достоинству и жизни людей. Трагично, когда таким место становится государственное учреждение здравоохранения, вдвойне трагично, когда органы государственной безопасности, которые обязаны по Конституции РФ защищать жизнь, права, свободы граждан, ничего не делают для спасения людей.
Городская клиническая больница № 4 расположена в самом центре Москвы, на Павловской улице, недалеко от метро Тульская. В 26 терапевтическом отделении этой больницы я прохожу сейчас производственную практику.
То, что мне приходится видеть каждый день — ужасно. Это кошмар, переселившийся реальную жизнь как будто прямо со страниц книг Франца Кафки.
Отделение имеет две палатные секции. Оно переполнено, многие пациенты лежат прямо в коридорах. В двух световых холлах имеется по шесть кроватей напротив постов медицинских сестер. Эти кровати отгорожены от коридора ширмами.
Пациенты находятся в очень тяжёлом состоянии. И создается впечатление, что вся атмосфера этой ужасной больницы направлена на то, чтобы сделать их состояние ещё тяжелее, чтобы просто ускорить их смерть.
Вот сестринский пост в палатной секции, где лежат мужчины. В коридоре стоят шесть коек. На стене светового холла — репродукция картины Васильева, на которой изображен умирающий богатырь, из груди которого торчит рукоятка меча. А в койке под картиной, как будто по какому-то дьявольскому совпадению, лежит реальный умирающий больной. Ему больно, говорить он не может — изредка стонет. Вокруг него суетятся родственники, медицинские сёстры. Больному лучше не становится, он мучительно погибает.
Всем всё равно. Такой вот сюжет из театра абсурда.
Медицинские сёстры отделения — самоотверженные люди. Вообще мне кажется иногда, что если кто-то тут и выживает, то только по той причине, что процедурная сестра — замечательная и добрая женщина — с самого утра и до четырех дня постоянно суетится, составляет инфузионные системы, делает инъекции, и самое главное — разговаривает с больными. Чего не скажешь о врачах. Я спросил однажды больного, который лежал в коридоре, сколько раз в сутки его осматривала его лечащий врач. Он ответил, что всего один раз в сутки во время планового обхода.
Атмосфера в отделении напоминает настоящую тюрьму. Люди здесь лишены общения, газеты в больнице не продают: как мне сказала старшая медицинская сестра отделения, единственный газетный киоск закрыли по распоряжению Департамента здравоохранения Москвы. Люди скучают, ни телевизора, ни даже телефона-автомата в отделении нет, и из-за отсутствия общения существование здесь для больных является особенно мучительным, оно реально напоминает пытку в одиночной камере.
В отделении не хватает простейших средств ухода за больными и средств индивидуальной защиты для медицинского персонала. Там сейчас нет перчаток всех нужных размеров, поэтому кому оказываются малы стерильные перчатки «стандартного» седьмого номера, должен покупать их себе сам, но на практике оказывается, что многие манипуляции, в том числе, забор крови, осуществляются медицинскими сёстрами вообще без перчаток.
Я видел за неделю пребывания в отделении многое из того, чего происходить не должно вообще, по определению, ни в одном стационаре.
В среду утром мы вместе с процедурной сестрой 26 отделения сопровождали молодого человека, поступившего в больницу по направлению военкомата, на экскреторную урографию. Это лучевое исследование требует в обязательном порядке требует подготовки кишечника пациента, то есть постановки очистительных клизм. После того, как врач лучевой диагностики выполнил обзорный снимок, мы с удивлением обнаружили, что на рентгенограмме имеются теневые изображения кишечного содержимого — клизму больному не делали. Я спросил одну из сестер, как это возможно. Она мне сказала, что в ночную смену работают четыре медицинских сестры, но многие назначения врачей просто игнорируются, поэтому такая ситуация является вполне нормальной для этого отделения. Самое интересное, что врач лучевой диагностики взялся проводить экскреторную урографию даже понимая, что это исследование не даст никакой диагностически ценной информации, что фактически оно бессмысленно, что это лишь бесполезная радиационная нагрузка на организм больного.
В тот же день мы были шокированы новостью, что в палате отделения лежал мужчина, в отношении которого был получен предварительный положительный ответ при исследовании на выявление возбудителя туберкулеза. Больного срочно перевели в другую больницу, но на следующий день все студенты, которые учатся со мной, были шокированы тем фактом, что соседи этого больного остались в той же самой палате, где лежали раньше. Это совершенно недопустимо по соображениям безопасности, но мы видели это своими глазами!
Видеть умирающих больных — тяжело, но тут состояние некоторых людей даже не просто тяжёлое. Видно, что люди, попавшие в больницу, долго и с каким-то зверским упорством сокрушали своё здоровье, пока не оказались на смертном одре. Вросшие жёлтые ногти на ногах у одной из бабушек, которые не стригли как минимум, полгода. Язвы на голенях с обеих сторон. Видно, что за человеком никто не наблюдал, а родственники стали суетиться лишь тогда, когда стало необходимо выгодным для них образом оформить права на наследство. И теперь они прыгают и суетятся вокруг постели умирающей, постоянно требуют медицинских сестер подойти, принести бинты, отнести судно... Так и подмывает спросить, где же вы были раньше, когда можно было помочь?
Крушение общества начинается с разложения его моральных основ, разрушение морали открывает дорогу фашизму. Когда в системе здравоохранения появляются такие места, где человеческая жизнь обесценена, где равнодушие и причинение боли становятся нормой, это говорит о том, что мы столкнулись с формой моральной патологии, угрожающей всему обществу.
У автора этой статьи больше нет оснований скрывать увиденное, потому что он понимает, что скрывая все эти чудовищные факты, он сам поневоле становится соучастником коллективного преступления.
Рубен Александрович Искандарян
Связаться со мной можно по e-mail: supercat@sipnet.ru
Домашний телефон +7 499 2381954
Спасибо.